В основу своих затхлых мясных миров Клайв Баркер укладывал незамысловатую структуру, обычно это деление надвое — на мир естественный и мир сверхъестественный, на границе которых располагается протагонист, выполняющий роль медиатора. Герой-посредник всегда начинает своё приключение с жажды познания потустороннего мира, и здесь, ему в помощь, как раз и добавлялось то, что выводило творчество Баркера из разряда заурядного — дополнительные артефакты-посредники, головоломные ключи, позволяющие герою выйти на связь с миром тёмных сил.

Хотя опять же, артефакты, повышенное внимание к эстетике безобразного и квазимагическим примочкам основывались на избитом архаическом массиве, который — безусловно — украшал, но не мог избавить от пустой, и оттого утомительной прямолинейности двойки. Чем и примечателен «Ночной народ», что здесь совершается отход от обычной структуры, а точнее — уклон от неё в сторону фэнтезийной карнавализации, когда граница между мирами, как бы её не проводил (с помощью ворот и классических архитектурных ордеров некрополиса), носит условный характер. В этот раз — иной мир разместился буквально под землёй знакомого мира, где обитают и пытаются выжить потомки древних земных рас.
 

Вымирающие — этакие промежуточные звенья и прототипы, не обрётшие гомеостатический антропоморфный дизайн-дазайн, не способные приспособиться к унифицированной биологии «тупиковые» ветви, застрявшие в состоянии превращения. Уродцы как сбой в спирали эволюции, принявший форму короткого сэмпла, у которого хватает ресурса на ежедневное монструазное оборотничество, но нет сил двинуть мутацию дальше, в отдалённые эволюционные горизонты. Такой уход в глухой подземный луп грозит всем, кто застрянет на месте, и если не уйдёт по своей воле, то вытеснят унификаторы, что Баркер и показал в красочной гиперболической форме.

Если ближе, ночное племя — это «люди X» вне всякого закона (даже «секретного»), оттого, с одной стороны, они так озабочены законом, постоянно проговаривают это слово с большой, но не уточняющейся в статьях Буквы, а с другой — тут же, после произнесения, нарушают его, т. е. — совершенно не понимают его юридической сущности.

Поскольку в фильме присутствует изрядная доля иронии и сатиры, в том числе и на североамериканское гео-социальное устройство, то в ночном племени можно усмотреть прототип субкультуры SJW, или точнее — alt-left, (в духе 80-х, коп из канадской глубинки использует презрительное слово «commies/коммуняки») которая выступает за деконструкцию глобалистской метаидентичности.

Парадоксальное движение, записывающее себя в ряды продвинутых, а на деле являющееся про-регрессивным, где субъект готов защищать какую угодно идентичность только ради того, чтобы иметь идентичность, т. е., пытается сохранить «лицо перед лицом капитализма без человеческого лица».

Отчаяние столь велико, что плавающее, находящееся в состоянии перманентного превращения оборотническое идентити, готово растрачивать свой критический ресурс на серийное производство всё новых и новых идентичностей, только бы не потерять себя на обломках большого стиля.

В этом смысле, в такой субкультуре действительно есть что-то фэнтезийное — романтико-мифологическое в условиях жестокого социального реализма. При этом, требование — diversity (разнообразия), создания заповедников для вымирающих рас, культур и идентичностей, отстаивание права на фантазию, или фэнтезию в конце концов, стоит на идеологическом учёте, не входя в противоречие с главным правом — «делай что хочешь, но в рамках закона». Баркеру, как гею, импонирует такое общество отклонённых деконструкторов, и он любовно вырисовывает мир народа Луны, наполняя его омерзительно-причудливой фауной, и признаться — задаёт такую умилительную экшн-адамсовскую атмосферу, что не только герои и антигерои наперегонки стремятся попасть в местечко под названием «Мидиан», но и зритель, подгоняясь рваным джамп-катом, хочет оказаться там как можно скорее.
 

Однако же, весь этот буйный идентити-фрик-джангл, за рамки аллюзивной переклички с бунтарским дансом каких-нибудь «Свободных» 1984-го, аллюзивной же диспозиции альт-лефтовых людей X и постидентичности глобального капитала (в рамках единой идеологии), плюс классической баркеровской темы героя, причащённого демоническими дарами в комично-гиньольной фэнтезийной оправе — так и не вышел, если бы не введение важнейшего персонажа — психоаналитика Декера, под стать сыгранного Кроненбергом.

Хотя конечно — чего же боле, но с таким, дополнительным агентом-манипулятором сюжетных перипетий — бутафорское противоречие между мирами органично укладывается в логику радикальной терапии, и в момент трения при сдваивании высекается та искра, которая заводит третий двигатель этой сумасшедшей истории.

Теперь фильм можно представить в форме сеанса психоанализа, с кушеткой и гипнозом, где зрелище — всего лишь метафорическая визуализация psy-квеста, происходящего в головах главных участников.

Получается презабавно — тот, кто требовался творчеству Баркера со стороны, собственноручно заводится автором (учитывая наивность Клайва — без особой задней мысли) в самое нутро его фантазий. Более того, психоанализ получает не только полные права на свой дискурс, но и право на превышение полномочий и выход из строго дисциплинарных рамок.

Приобретая такие беспрецедентные права, герой-психиатр, чтобы двинуться дальше — для начала, посредством буквального утоления кровавой жажды своей крайне девиантной фантазии — реализует утопию психоанализа на личном уровне.
 

В результате, мы, вслед за Баркером — получаем идеального психоаналитика, который готов бросить вызов не только индивидуальным психическим проблемам главного героя Буна-Кабала (Крейг Шеффер), но и коллективному бессознательному как таковому (ночное племя/берсерки). Мы видим великого врача-воина, решившего понести меч исцеляющей терапии далеко за пределы кабинетного психоанализа, с целью беспощадного истребления мрачных архетипов и окончательного уничтожения самого инфернального источника, гальванизирующего отрицательные побуждения бессознательного, всю эту аффектацию, навязчиво преследующую цивилизованную жизнь. Баркер разит сам себя, как агента некро-источника, одновременно эксплуатирующего, обслуживающего и пестующего эту тёмную аффектацию.

Декер становиться АнтиКабалом, чтобы через деконструкцию идентити Буна, добраться не только до Бафомета, на которого завязано идентити ночного народа (их божество), но и через Бафомета достать самого Баркера, плодом фантазии которого и является вся эта цепочка. С какой целью?

С целью очищения цепи, уничтожения сэмплов/оборотней/мутантов, которые есть просто сбой-зацикл, подлежащий устранению. Говоря проще, стремясь усложнить привычные, хоть и экзотические декорации экстравагантным образом антагониста, а также запустить одну из главных фишек — кровавый краш, Баркер жёстко ухватился сам за себя, очутился в роли одного из его героев, крутящих опасную головоломку в руках. Сам Баркер стал Кабалом, помощь которого потребовалась его же das Es (оно).

Неисповедимы пути творческие: вот так — решил автор замиксовать различные куски из библейской (история мадианитян) и фэнтезийной (вымышленные расы) мифологии, добавить гротеска и крови (по своему вкусу), щепотку примитивного сатанизма (Бафомет), а сверху положил вишенку Сверх-Я (Декер), и получилось не только захватывающее freak-beast party, но и увлекательная карательная экспедиция в дремучие болота коллективного бессознательного (против кормящейся там фантазии Баркера).